Внимательным, но не пристальным взглядом Этни обводила пеструю толпу. Ее изумрудная шляпка с норовистым янтарно-коричневым пером по последней моде Альмареа, вызывала точно такие же внимательные взгляды в ответ. Разумеется, Этни прекрасно знала, что мода в Таминмире, пусть даже в столице и при королевском дворе, весьма отличается от привычных ей вычурных убранств: даже бальные женские платья отличались мягкой, пастельной палитрой и куда большей целомудренностью, чем ее, привезенные с собой наряды с щедрыми декольте. Хотя, безусловно, королевский двор Таминмира представлял собой нечто максимально яркое из наличествующего в этих краях: как гостья уже успела убедиться, королева-регентша любила красные, бордовые и винные оттенки в той же степени, что Голдвины ценили золотой и синий. Но, пожалуй, не для королевского приема, а для званного ужина в доме одного из графов, пускай и столичном, внешний облик ее все же был непривычен.
Любая другая иностранка, наверняка, опасалась бы привлекать к себе внимание таким образом, гипертрофируя разницу между южанами и северянами до невидимых размеров. Этни же, везде, где ни появлялась, пробовала использовать этот контраст по максимуму: внимание к ней привлекала ее яркая внешность и необычные наряды, а ее многочисленные светские таланты делали все остальное, и ни из одного дома графиня Глансшира еще не ушла без новых, многообещающих знакомств. Куда бы она ни попадала, она всегда стремилась оказаться в центре событий, и это удавалось ей с такой непринужденной грацией и без видимых стараний, что можно было решить, что девушка эта родилась в центре бала, пока мать ее поддерживала вежливую светскую беседу, а отец нахваливал утку в меду. Наверняка, в случае последнего именно так и было. Этни считала своим долгом убедиться, что ее заметили абсолютно все и, более того, что еще несколько дней, до следующего приема, ее скромную персону будут обсуждать в столице северного королевства, и для начала даже неважно, с восхищением или ненавистью. Вот уже месяц, с самого приезда в Таминмир, ее засыпали приглашениями на различные увеселения. И Волден честно не пропустила ни одного, везде бывая то в компании кузена, то в сопровождении жениха, который усиленно избегал ее чарующей улыбки, предпочитая расхваливать шпагу составляющего им компанию графа Бретона.
Флеш-бэк
На нее смотрели абсолютно все, а если и нет, то время от времени поглядывали; поднимали глаза на необыкновенно остроумную девицу из южной столицы, и видели графиню, выросшую фрейлиной и кузиной королевы: раскованную, светскую, привлекающую внимание не только своими диковинными головными уборами и заморским кружевом. Она не пропускала ни одного вопроса, адресованного ей, уделяла равное внимание каждому и почти любого находила необычайно забавным и очаровательным; она восхищенно кивала на рассказы о северных традициях, про себя замечая, что каждый встретившийся ей таминмирец пытался выставить обычаи своего края в самом выгодном свете, чтобы они, по его мнению, были способны понравиться жительнице теплой столицы. Ко всем она обращалась по имени и, кажется, ни разу не спутала титулы. Она так же хорошо знала, кто и чем владел в этой стране, как если бы речь шла о ее собственном будущем супруге, который, к слову, один из всех был чужд желания с ней поговорить. Возможно, ему пришлись не по вкусу ее светлые, озерные глаза, возможно, не понравился ее веселый нрав – хотя кузен однажды заметил, решив, видимо, что Волден искренне переживает, что ее вины в несимпатии графа уж точно не было и она не смогла бы быть более очаровательной, если бы даже постаралась сильнее, – но единственная реакция, которую Этни удалось от него получить – были отчаянно красные щеки и ненатуральный смех, как если бы ему было ужасно некомфортно наедине с комфортной для всех и всегда Этни. В любом случае, граф предпочитал использовать любой повод, чтобы не одаривать невесту своим вниманием, например – заниматься беседой со светловолосой и, безусловно, очаровательной фрейлиной Ее Величества, в компании которой у него отчего-то находились слова и не краснели щеки. И даже запеченный поросенок, временами загораживающий ей вид на противоположную половину стола, не мог спасти бедного графа от стрельчатых взглядов будущей супруги. Этни не было дело, что ее нареченный мог бы быть и посимпатичнее, хотя ее, безусловно, расстраивало, что он был далеко не гением, но все это она могла с легкостью пережить. Это, но не тот факт, что он ей совершенно не интересовался.
Она взглянула налево, где сидел совсем юный лорд, время от времени развлекающий ее беседой и томно вздыхающий – она бы непременно воспользовалась шансом, но напротив лорда сидела его матушка, женщина строгого вида матроны с тонкими губами и моноклем. Человека справа Этни видела только мельком, повернув голову в профиль, обращаясь к хозяевам приема, например. Она даже, крайне в непривычной для себя манере, не озаботилась вспомнить, кем является ее сосед справа, но за неимением альтернатив ему было уготовано стать жертвой ее безобидного покушения и слепого флирта. Последний раз метнув взгляд на жениха, все так же занятого светловолосой девицей, кузина королевы потянулась за виноградом и, вот неудача, опрокинула свой недавно наполненный бокал аккурат на колени человеку справа. Вино было не горячим, но, как и любой человек, не ожидавший ничего подобного, мужчина справа немало удивился. Впрочем, удивление Этни было куда сильнее: ее извиняющегося и перепуганного вскрика не слышал разве что сидевший рядом с хозяином дома лорд, одно ухо которого красноречиво отсутствовало. За спиной засуетились слуги, но прежде, чем кто-то успел что-нибудь предпринять, белые руки Волден уже аккуратно легли на колени пострадавшего, разумеется, с намерениями исключительно благими – белые руки Волден держали льняную салфетку, которую девушка в приступе раскаяния сняла с собственных колен.
- Ох, милорд, простите мою неловкость, - взмолилась Этни, занятая исключительно спасением штанов и, конечно же, не замечающая, что теперь все без исключения взгляды устремлены на нее. – Боже мой, вы теперь наверняка станете думать, что все южанки такие неуклюжие растяпы. Я уверяю вас, что это далеко не так: в Альмареа очень ценится грация и ловкость, но мне, видимо, не посчастливилось получить эти качества в награду, - в тоне ее было больше шутки, чем самобичевания, от того многим хотелось тут же разуверить ее в ее подозрениях. Этни прекрасно знала, что обычно так и бывало, но в этот раз почти прервала юного лорда слева, спешащего ей на помощь своими горячими опровержениями – выхватила у слуги еще одну салфетку, сунув ему взамен намокший кусок льна. – Скорее всего, их уже не спасти, но не существует ни одного шанса, что я перестану пытаться. – Если женщину и правда придумал Бог, то он погорячился, одаривая ее способностью к льстивому красноречию. Этни явно была сотворена кем-то другим, более ироничным, и, наверняка, в назидание всему мужскому полу. Она подняла глаза от салфетки и окончательно испорченных брюк только для того, чтобы убедиться: граф метал на нее озабоченные взгляды, явно ища, чем бы помочь такой неуместной невесте.
От бесконечных танцев у нее болели ноги, и не было ни одного шанса, что кто-нибудь не пригласит ее на следующую кадриль. Танцы Этни любила, но то, как любят повседневное занятие, иногда перерастающее в действие утомительное. Точнее было бы сказать: к танцам она была расположена. Но сейчас ее интересовало, куда же делся в очередной раз ее нареченный: во время мазурки он весело болтал с кем-то из лордов, а теперь его и след простыл. Этни даже думала пройтись по залу в поисках этого занятного экспоната, когда возле самого ее уха раздалось неожиданное:
- Скука смертная. – Этни не подскочила только благодаря природной выдержке и привитому умению подавлять чувства. Она и понятия не имела, что за ее спиной кто-то стоял: все, кто хотел, чтобы она их заметила, обычно прохаживались перед самым ее носом. Какой смысл стоять за спиной, если собираешься привлечь внимание дамы? Однако этот голос с его шелестяще-насмешливыми нотками был ей знаком. Но откуда, даже ее замечательная память подсказать ей не могла. Поэтому Этни пришлось повернуть голову, чтобы встретиться с ярко-голубыми, северными глазами герцога Гвиллиона; после ее тщательной проверки жителей Таминмира и слухов, что про него ходили, оставалось сомнительным, что она его не узнает. - Ума не приложу, как побороть её, милая леди. Спектакля с господином Форестом в главной роли, боюсь не предвидится, ибо он канул бесследно, никто и не знает, куда. Я бы задал этот вопрос вам, но вспомнил вовремя, откуда вы к нам приехали и подумал, что в ваших краях приняты иные способы отмщения. Кстати, мне пришлось шить новые штаны, поэтому сегодня я постарался оказаться за столом подальше от вас. Нам, северянам, знаете ли, непривычно шить штаны в конце лета, примета дурная. А вы умеете шить? – прошелестел герцог, и Этни наконец-то вспомнила, что они уже встречались. Его речь натолкнула ее на мысль, что он тоже прекрасно об этом помнит. Она даже испытала нечто похожее на стыд, впрочем, лишь на какую-то долю секунды. А затем очаровательно улыбнулась и одним движением сложила веер.
- Возможно, мне стоит задать этот вопрос вам, герцог? Не про шитье, разумеется, а про способы отмщения, принятые в ваших краях – не с проста же вы так осведомлены о пропаже моего дорого жениха, - поддела Этни и дружелюбно похлопала по свободному месту рядом с собой, приглашая герцога присоединиться к ней на кушетке. Конечно, как и в любой светской беседе, подтекстов здесь было предостаточно, но Этни отчего-то показалось, что собеседник ее слишком умен, чтобы углубляться в тему пропажи графа – в конце концов, означенный субъект и правда отсутствовал. Но сам факт того, что собеседник ее предположил, что с графом у нее могут быть личные счеты, говорил, как минимум, о развитой наблюдательности – мало кто на том приеме понял, что именно послужило первопричиной инцидента. Однако тот факт, что поняла именно жертва, герцогиню Глансшира ни капли не смутил, хоть и упоминание о северных традициях было весьма устрашающим, а диковатость северных обычаев в очередной раз заставила девицу внутренне скривиться – ну кто в здравом уме верит в подобные приметы? – Буду молиться, чтобы вы меня простили – вдруг кто-нибудь да услышит, - в той же манере продолжила Этни, потакая многозначительности светских фраз. – Мне говорили, что у меня получаются очаровательные стежки. Надеюсь, с этим у меня получше, чем с винными бокалами. Но вы, конечно же, не пожелаете меня проверять, - смеясь, ответила Волден, ненавязчиво и мимолетно коснувшись его руки. – Мне кажется, за весь вечер я ни разу не видела вас танцующим. Скажите, отчего вы не в центре зала хотя бы с дочерью графа Лидброка? - Кандидатку в спутницы своему неожиданному собеседнику графиня выбрала прехорошенькую: хрупкую, низенькую, с большими карими глазами и аккуратной копной шоколадных волос.
Святая Эдна, говорят, умела усмирять львов и приручать змей. Не святая Этни не терпит, когда ее обходят вниманием. Потому что невозможно игнорировать кого-то вроде нее. Не святая Этни тоже умеет приручать львов и змей, если они люди, однако держит свои таланты в секрете. Но, когда ее нареченный граф допускает стратегическую ошибку, мило воркуя с золотоволосой фрейлиной Ее Величества, урожденной дочери Альмареа приходится продемонстрировать свои таланты. Только вот, вопреки всем далекоидущим планам, в качестве объекта демонстрации Этни попадается не лев и не змея, а горделивая и упрямая ворона. Ворон, если быть точнее. А с воронами, даже будучи не святой, Этни ничего общего не имеет. Ну и как теперь оправдаться перед мирозданием? Впрочем, это мирозданию придется оправдываться, когда окажется, что у ворона герцогский титул, заоблачные амбиции и нездоровое чувство юмора. Потому что вот нечего соваться со своими песнями в птичник, когда имеешь дело с рычащими и ползающими. Учись летать, грешница.
